Mical Raz. What’s Wrong with the Poor? Psychiatry, Race, and the War on Poverty. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2013. 272 pp. ISBN: 978-1-4696-2730-4.

Ксения Браиловская

Ксения Браиловская. Адрес для переписки: Центр независимых социологических исследований, Лиговский пр., д. 87, офис 301, а/я 193, Санкт-Петербург, 191040, Россия. brailovskaya@gmail.com.

В книге «Что не так с бедными? Психиатрия, раса и “война с бедностью”» Микал Рац обращается к короткой, но яркой истории понятия «культурная депривация», появившегося в США на пересечении нескольких дисциплин и параллельно с началом «войны с бедностью», провозглашенной президентом Линдоном Джонсоном в 1964 году. Основные сюжеты исследования связаны с новым пониманием «бедных», подразумевающим заботу о психическом здоровье и развитии, в то время как категория бедных со временем все очевиднее очерчивалась расовыми границами и медикализировалась.

Прологом становится рассказ о широко популярных в середине 1950-х годов теориях сенсорной и материнской депривации. Первая принадлежит известному нейропсихологу Дональду Хеббу, она появилась в результате экспериментов, в ходе которых изолировались стимулы одного или нескольких чувств. Описывая экспериментальные данные, Хебб и его последователи создали теоретические основания для понимания нехватки внешних стимулов как причины патологий.

Теория материнской депривации получила публичное признание благодаря докладу Джона Боулби «Материнская забота и психическое здоровье», подготовленному для Всемирной организации здравоохранения (Bowlby 1952) и обеспечившего теорией послевоенную консервативную политику (Vicedo 2011). Работы и биография Боулби уже были объектом изучения в совместной с Эдуардо Дуниецем статье Рац «Витамины для души: тезисы о материнской депривации Джона Боулби, биомедицинские метафоры и модель болезни как дефицита» (Duniec and Raz 2011). Авторы обращаются к истории нутриологии в Англии конца XIX – начала XX века, определившей болезнь как нехватку полезных веществ. Этот образ стал популярен по обе стороны Атлантики и послужил прототипом для теории привязанности, позволив Боулби связать психологическое развитие с первыми отношениями в жизни. Авторы отмечают, что Боулби называл себя «социальным доктором» и видел в своей работе продолжение британских кампаний общественного здоровья, развернувшихся в первой четверти XX века, применяя новейшие знания о развитии индивида для общественного блага. Микал Рац продолжает исследовать похожее слияние заботы об индивидуальном и общественном в новых научных дисциплинах, социальных программах и исторических событиях.

Понятие «культурная депривация», как она показывает в первых двух главах, со временем было наполнено экспериментальными данными популярных теорий сенсорной, материнской и пищевой депривации. На протяжении всей книги Рац добавляет в эту коллекцию эмоциональную, относительную и другие виды депривации, создавшие новое видение человеческих качеств, которое разрешило дилемму «nature or nurture» в пользу последнего; теории депривации придали окружающей среде значение формирующей силы.

Дискурс деприваций, объединив знания о психологии и среде, сформировал понимание бедных как лишенных чего-то или имеющих меньше, чем остальные – сенсорных стимулов, знаний, возможностей развития и пр. Новый образ, отчасти возникший благодаря движениям за гражданские права и расовому либерализму, сменил прежний, где бедные сами были чем-то меньшим. Однако программы, нацеленные на образование и поддержку бедных и их детей, психологические, социологические и антропологические исследования к середине 1960-х практически сделали термин «культурная депривация» эвфемизмом для обозначения «городского черного сообщества бедных».

Образ замкнутых в гетто, лишенных стимулов к развитию «небелых» семей формировался в контексте развития экологической психологии (environmental psychology) и городской психологии (urban psychology), взрыва интереса к последствиям урбанизации и городским исследованиям, «бегства белых» в пригороды после Второй мировой войны, появления преимущественно «афроамериканских» городских районов и расовых беспорядков середины 1960-х. К началу 1970-х экологический подход, перенявший рамку теории сенсорной депривации, полностью сложился и стал мейнстримом в психологии.

Исследуя неоднозначную историю специализированного образования, Рац обращается к развитию разнообразных программ вмешательства и формированию отдельных коррекционных практик для «белых» и «цветных» детей. Так, диагноз «легкая умственная отсталость как следствие депривации», получивший распространение в 1950–1960-е годы и ставившийся преимущественно «цветным» детям из бедных семей, перемещал их в специализированные школьные классы. К «белым» детям, родители которых принадлежали к среднему классу, больше применялась категория «труднообучаемости», гарантировавшая дополнительные сервисы в рамках обычной образовательной программы. В книге описываются несколько экспериментальных практик коррекции. Например, не один год действовавший протокол стимуляции развития, предназначенный для детей женщин с низким IQ из бедных семей, живущих в гетто (более известный как «Милуокский проект») (Besharov et al. 2011).

Теории депривации, однако, были востребованы не только в узкоспециализированных практиках. Одна из глав полностью посвящена знаменитой «комиссии Кёрнера», исследовавшей причины городских расовых беспорядков (National Advisory Commission 1967). Рац следит за аргументацией на различных стадиях создания отчета, показывая, как дискурс деприваций помог создать одновременно медикализированное и политизированное понимание городского насилия. Несмотря на то, что известные ученые отказались от участия в работе комиссии, повествование часто приводит читателя в уважаемые академические институты, так или иначе поддерживавшие развитие перспективных исследований: Рац не оставляет безопасных от увлечения депривацией пространств.

Книга полна почти сатирических сюжетов: Дональд Хебб, описывая сенсорную депривацию в разгар Холодной войны, вдохновляется образом «русских коммунистических судов»; феминистка Бетти Фридан, прибегая к метафорам психолога Бруно Бетельхейма, рисует образ пригородов как комфортабельных концентрационных лагерей с изолированными в них домохозяйками; Мартин Лютер Кинг видит в компенсациях за рабство основу для «психологической и мотивационной трансформации негров», страдающих от депривации; Рик Хебер, создатель «Милуокского проекта», с гордостью заявляет, что на его фоне детство Джона Стюарта Милля или Френсиса Гальтона было бы депривированным; члены учрежденной президентом Кеннеди комиссии по умственным расстройствам после визита в СССР убеждены, что ликвидация трущоб, высокие стандарты жизни и доступность для советских детей дворцов культуры, музеев, балета и оперы объясняют гораздо более низкий, по сравнению с США, уровень психических заболеваний.

Рац, однако, нельзя упрекнуть в том, что она занята исключительно интеллектуальной игрой с предметом, ее исследование – рефлексия над собственным опытом и формирующими его контекстами. Безжалостная местами ирония становится понятна лишь в конце, когда она рассказывает о собственной врачебной практике в Яффе, в специализированной больнице для беженцев, мигрантов и палестинцев, не имеющих израильского гражданства, и вспоминает, что, действуя в рамках программ помощи, не могла предоставить того, в чем эти люди действительно нуждались. Благодаря этому опыту ее безусловно оригинальное исследование в области социальной медицины помогает лучше понимать колею, в которую рискуют попасть практики поддержки и помощи «бедным». Описывая ставшие историей события, Рац отчетливо показывает институциональные рамки, которые не остались в прошлом.